Прощай

Света долго возилась с дверным замком. В подъезде было темно. Лишь этажом выше светила одинокая лампочка. Все  остальные перегорели, а заменить, похоже, некому. Ключ же никак не хотел попадать в замочную скважину.  Большая сумка неумолимо тяжелела и давила на плечо.

Наконец,  она смогла открыть треклятую дверь. Войдя в темную прихожую, тут же споткнулась о кошку, что радостно кинулась встречать хозяйку.  Затащив пакет с продуктами, девушка закрыла дверь и в темноте принялась нащупывать на стене выключатель. Когда свет зажегся, Света стала отгонять любопытную кошку от пакета. Та уже учуяла колбасу и, видимо, решила добраться до нее раньше хозяйки.
Тишка мяукнула и стала тереться об ноги.

Девушка взяла на руки свою любимицу и привычно обняла ее. Тишка не любила, когда ее долго тискали, и сразу же стала вырываться.
- Колбасы не получишь! – обиженно бросила ей Светлана.
Войдя в зал, она взяла пульт отработанным до автоматизма жестом и включила телевизор. 

Шел какой-то очередной комедийный сериал. По экрану шустро бегали герои, что-то делали, суетились, за кадром раздавался привычный зрительский смех.  Задернула шторы - коричневые прямоугольники ткани - отгородив квартиру от холодного света уличных фонарей и урбанистического пейзажа родного района. Пока актеры сериала наполняли ее дом разговорами, шумом и видимостью жизни, Света резала бутерброды.

Из носика нагретого чайника шел пар.  Открыв шкафчик, она достала свой любимый чай. Бросила в кружку пакетик с малиновым напитком, залила кипятком. Ожидая, пока  вода окрасится в красный цвет,  она рассматривала полку с чайными принадлежностями, словно шкатулку с драгоценностями. Ее взгляд наткнулся на краешек картонной коробочки, что пряталась в самом углу.  Светлана  вытащила ее. Зеленый с жасмином.  Она терпеть не могла зеленый чай. Коробочка даже покрылась пылью, так давно ее никто не доставал. Открыв ее, девушка уставилась на три одиноких пакетика, что сиротливо лежали на дне.  Тяжело вздохнув, она выкинула это добро в мусорную корзину. Следом полетел и мокрый пакетик малинового чая. Ужин был готов.

Она съела все перед телевизором, смеясь вместе с невидимыми зрителями над очередными приключениями экранных героев. Это же комедия, здесь надо смеяться.  Колбасой она все-таки поделилась. Тишка, благодарно помурлыкав и  приняв положенную ей порцию вечерней ласки, убежала обратно к себе на шкаф, спать и видеть свои кошачьи сны.

А девушка весь вечер невидящим взглядом смотрела на экран. Просмотренные фильмы и передачи оставляли совсем прозрачный след в ее памяти. Она могла уже видеть все это и месяц, и год назад, но память предусмотрительно стирала все, давая возможность посмотреть  вновь хоть с притуплённым и вялым, но всё же интересом. 
Света опять небрежно бросила пульт на спинку дивана, и когда, не глядя, потянулась за ним, она провалился.  Каждый раз, доставая его на электрический свет, она удивлялась, что пульт все ещё целый и работает.  Вот и сейчас девушке пришлось опускаться на колени и с трудом протискивать руку под диван, где среди пыли лежал пульт. Пальцы нащупали какой-то прямоугольник, слишком маленький для пульта, да и слишком легкий.  Она вытащила пачку, в которой осталась лишь одна сигарета. 

В ванне Светлана долго и задумчиво смотрела на эту последнюю дозу никотина и все же закурила ее.  Вдохнув в легкие такой знакомый и привычный дым, она скомкала пачку в маленький бумажный шарик и метнула в ведро. Через мгновенье туда отправилась  и недокуренная сигарета.
Кажется, сон уже начал тихонечко подкрадываться к сознанию.  Света застелила двуспальную кровать свежим бельем, достала белоснежную простынь, положила две подушки, большое одеяло.  Выключив свет, она осторожными шагами двинулась обратно, боясь наступить на Тишу. И почему кошки весь день спокойно сидят себе на месте, а как только выключаешь свет, тут же идут гулять, норовя кинуться под ноги. 

Простыни были холодными, как и воздух под одеялом, еще не согретый теплом человеческого тела. Она все никак не может привыкнуть ложиться в такую постель. В свете ночных огней небес, Света пыталась заснуть, рассматривая пустующую подушку напротив себя. И почему Тишка на ней не спит? Отвернувшись от сиротливо лежащей постельной принадлежности, она закрыла глаза и стала считать овец, представляя как белые шарики шерсти перепрыгивают через детскую скакалочку.

Телефон завибрировал,  вслед за вибрацией раздался резкий высокий звон. Но девушка лишь слегка пошевелила губами. Через пять минут сигнал зазвонил второй раз.  От него она лишь перевернулась на другой бок. Третий, наконец, поднял ее с кровати. Хоть покупай целую дюжину будильников.  Девушка с досадой выключила будильник на телефоне. Когда же она научится просыпаться.
Дотащившись до ванны, словно сомнамбула, она долго стояла у зеркала, щурясь от яркого света. Когда глаза привыкли,  девушка взяла с полки расческу.  Мелкие  зубцы цеплялись за спутанные после беспокойного сна пряди волос, доставляя неприятную боль каждый раз, когда она дергала расческой. Похоже, она опять встала не с той ноги, с раздражением Светлана выкинула расческу в ведро.  Взяв свою массажную, она с большей легкостью расчесала волосы. Какое счастье, что она их обстригла намного короче.
Провозившись в ванной достаточно долго, она опять не успела сделать себе завтрак, лишь выпила пару глотков растворимого кофе.

В спешке одевшись, она отправилась на работу. Дверь захлопнулась, оставив спящую кошку одну в пустой квартире.  Кажется, сегодня Света не забыла насыпать Тише корма, и воду налила. Кажется…

Рабочий день, полный дел, спешки, авралов и проблем, но, тем не менее, скучный, подошел к концу.

Она бодро цокала каблуками по неровному асфальту, спеша с промороженной осенью улицы в  дом, нагретый стальным корсетом труб с горячей водой. Девушка почувствовала, как ёкнуло и застучало чуть быстрее её сердце. Только не это! Светлана перевела взгляд с серого асфальта на приближающийся с толпой силуэт. Навстречу шёл он, еще не видя лица, она уже почувствовала это. Он тоже заметил ее. Их взгляды встретились всего на секунду, но все же глупо было делать вид, что она его не увидела. Они остановились. Как назло, рядом с ними никого не было, они никому не мешали идти, никто нетерпеливо не толкал их локтями.
- Привет.
- Привет.

Какой бессмысленный разговор. Света слабо улыбнулась, скорее, прогоняя его этой улыбкой, чем радостно приветствуя.
- Давно не виделись, у тебя все хорошо? – из вежливости проронила девушка.
- Может, посидим в кафе, поговорим? Все же не виделись так долго, – к её неудовольствию предложил он.
На душе было неспокойно, легкая тоска по их прошлому, неумолимо проползая в сердце, растворяла равнодушие.
Они уселись за маленький круглый столик в самом углу.
Света смотрела, как он достает свои сигареты, все той же марки. Когда такой родной дым достиг ее лица, она помимо воли поглубже вдохнула его. Ностальгия и сожаление накрыло ее с головой. Видимо, запах ее духов тоже пробудил в нём воспоминания.

Редкие посетители  заходили и выходили из кафешки, а они все сидели и вспоминали. То он, то она растекались в длинных монологах воспоминаний, смеясь над смешными моментами, грустя над грустными, сожалея об ушедшем и несовершённом.

Вспоминали, что, когда она приходила с работы, он был уже дома. Ужин дожидался на плите, а кошка была накормлена. Как они смотрели вместе комедийные сериалы и смеялись над ними долго и искренне.

Как он расчесывал ей на ночь волосы расческой с тонкими зубьями.  Как он курил в зале, открывая балкон. А она ругала его за это. Как он долго ждал ее в постели, согревая одеяло и простыни, пока она мылась в ванной.  Как он шептал ей на ухо: «Раз овечка, два овечка»,  когда она подолгу не могла уснуть.

Как он будил ее по утрам, щекоча кожу за ухом. Они вспоминали общих друзей, их посиделки и шашлыки, приключения в клубах, и пьяные Дни Рождения.

Они подняли из памяти все светлое и радостное, что было в их жизни, в их «вчера», которое так и не стало их совместным «завтра».

На выходе они долго медлили, не зная как прощаться. Только сейчас Света почувствовала, как к глазам подступают слезы. Если бы он обнял её или поцеловал на прощание, она бы тут же разрыдалась. И прежние обиды всколыхнулись бы с мутного дна. Но он лишь улыбнулся.

И она, сказав ему свое искреннее «Прощай», ответила тем же, отпуская его этой последней улыбкой. Отпуская и прощая. Они развернулись друг к другу спиной, и пошли каждый в свою сторону. Удаляясь от него, девушка все же заплакала, проливая последние слезы из-за него, оплакивая их последнюю встречу.

Уже дома, заваривая чайный пакетик, Светлана пыталась понять, почему они  вспоминали только это. Нет, она не винила его за то, что он не поднимал все  плохое, что было.  Ссоры и ругань. Её бессонные ночи в ожидании его возвращения. Его ложь и ложь его друзей. Его холодность и непонимание, ее придирки и упреки.  Его измену. Его новую девушку...  Она просто не понимала: после того, как она поклялась себе никогда  его не прощать,  она даже не вспомнила об этой боли. Там в кафе они весело смеялись, свято уверенные в том, что их прошлое было светлым и радостным.  Света не бросила ни слова упрека.
Он лишь мимоходом коснулся своей жизни без неё. Маленький ребенок, тихая свадьба, общий дом. Как будто, это было уже неважно для неё. А она так много плакала над телефоном, так много тосковала над его вещами и фотографиями, выбрасывая их.
«Где он? Как он? С кем он?  Счастлив ли он?  Хорошо ли ему?» - она не помнила, когда перестала думать об этом в предсонной дремоте.  Его вещи по-прежнему попадались ей на глаза, но Светлана просто выбрасывала их, уже почти ничего не чувствуя.
Он подарил ей её первое одиночество, которое успокоило и утихомирило её душу. Одиночество помогает забыть всю боль, помогает простить, помогает сказать  «Прощай» тому, кого жизнь с корнем вырывает из сердца.

Не отпускай

Кисельной плотности толпа лениво обтекала её с двух сторон. Рывками она продвигалась вперед, то увязая в гуще людей, то вырываясь из этой липкой массы.  Тяжелое дыхание разрывало легкие, а гулкий стук сердца вытеснил все звуки из ее головы.  Задыхаясь, Тома продолжала бежать вперед, мышцы на ногах сводило судорогами боли, но она не желала замедляться. Мир безуспешно пытался протиснуться к ней в голову сквозь мутную пелену  отчаяния,  паутиной облепившую прочие мысли и чувства, высасывая из них соки. А время черным пауком все вило свои нити толще и толще,  они обвивались вокруг бегущей подобно кокону.  Она не успевала, секунды неумолимо, одна за другой, перекатывались из будущего в прошлое,  отсчитывая минуты до конца ее мира.
Апокалипсис наступит ровно в 16-00, когда жадная пасть вагона поезда закроется и проглотит его, чтобы увезти  от нее навсегда. Тома обещала себе, что спокойно проведет этот день в своих делах и заботах. Да, ей некогда было провожать его,  ей нечего было сказать ему,  все что нужно, уже было произнесено. 

- Я уезжаю, - сказал он тогда в трубку ровным голосом. – Я принял решение, я уезжаю. – Повторил он снова, словно не зная, что еще можно сказать.
Тома долго молчала. Он не пытался вытянуть из нее слова, он ждал. Наверно, думал, что она заплачет, а, может быть, разозлится, накричит на него или будет умолять остаться. Но она не могла сделать ничего из этого, не желала. Девушка лишь закрыла глаза и стала считать свои вдохи и выдохи. Когда дошла до тридцати, медленно, аккуратно и осторожно произнесла:

- Это правильный выбор. Я бы на твоем месте поступила точно также. Там у тебя будет больше перспектив. Да, это правильно, – повторила она снова, придавая словам уверенность и наполняя их смыслом. Смыслом, которого сама Тома не видела.
Она пожелала ему хорошо там устроиться, пожелала удачи и успехов в будущем. После каждой ее фразы он произносил слова благодарности и вновь замолкал. Она подбирала новые слова, выслушивала его «Спасибо» и тоже замолкала.  Они ждали, надеялись, что другой переступит черту первым,  избавит разговор от этой бессмысленности.
«Я не смогу без тебя, не уезжай, не оставляй меня, брось все ради меня, будь со мной, давай уедем вместе».
Просить, умолять, плакать, уговаривать… Но они не могли так. Они вели разговор, полный сдержанности и достоинства, два сильных человека, сошедшихся в городе, не признающем слабости.  Хитиновый панцирь, так необходимый для выживания,  не давал прорваться наружу подобным словам.
Тома медленно положила трубку на аппарат. И снова вернулась к своим делам: помыла посуду, прибралась в комнате, подготовила вещи на завтра, посмотрела купленный фильм.

Девушка ясно видела, словно они находились вместе  его комнате, как он неспешно складывает свои вещи, отбирая самые нужные и необходимые, как он собирает документы, выбирает, какие книги прочесть в дороге.

До его отъезда оставалась еще целая неделя, им некуда было торопиться. Они размеренно проживали будни, день за днем, время для их встреч – выходные, никто из них не хотел предложить сменить это привычное расписание объятий и поцелуев, походов в кино и прогулок по парку. 
Они не говорили о его отъезде,  даже не пытались затронуть эту тему.  Они проводили выходные вместе, как всегда,  не меняя  напряжения своих отношений. Лишь пару раз, пока они, молча, сидели рядом, смотря очередной безликий фильм или тщательно пережевывая пищу, по тонкой ниточке, что связывала их мизинцы, пробегал  почти незаметный ток. Он щипал и покалывал их душу, пытаясь реанимировать сердце, в тщетной попытке воскресить чувства.  Но, онемевшие, они почти не чувствовали этих сигналов, с легкостью отмахиваясь от слабого желания, наконец, сказать и услышать.
Подошло к концу их последнее воскресенье. Он одевается в прихожей, надевает куртку, берет в руки перчатки, выжидающе смотрит на нее. Что ему сказать? Чего пожелать? Тома не знала.  Не знала, как себя вести. Не хотела нарушать эту спокойную холодность, не знающую истерик и всплесков  бурных чувств.
Девушка приподнялась на носках и мягко коснулась своими губами его, обняла на прощание.

Объятия длились не дольше обычного, она разомкнула свои руки, не пытаясь удержать его около себя. Он также не пытался побыть рядом еще немного, он всегда уходил в воскресенье домой. Дверь захлопнулась - тонкая ниточка натянулась и лопнула.  Это был конец.

Помыв и убрав посуду после их совместного ужина, она стала готовиться ко сну. Расправила аккуратно застеленную постель, взяла книжку с прикроватной тумбочки, продолжала читать с места, заложенного белой закладкой. Девушка всегда читала по 50 страниц в день, не торопясь, не проглатывая главу за главой, она читала неспешно и обстоятельно.  Закончив, Тома погасила светильник и перевернулась на бок.  Выгнав его образ из-под своих век, девушка плотнее завернулась в одеяло. Словно  пытаясь отгородиться с его помощью от голодных чудовищ неприятных мыслей, настойчиво разгрызающих ее голову. Тома не хотела думать о нем, не хотела думать о его отъезде. Все было, как всегда, все будет, как всегда… Нужно просто заснуть.
Все было, как обычно: завтрак, дорога до остановки, полный автобус, рабочий стол, мерцающий экран монитора и разговоры коллег.
Время дразнило ее, отвлекая внимание тиканьем стрелок, издевалось над ней, продвигаясь вперед все медленнее и медленнее. 

Тома убрала свои часики в стол, стараясь не замечать выгравированную надпись на задней стороне корпуса.  Стараясь не думать о том, что приближают умирающие минуты настоящего.  Взгляд упал на фотографию в простой деревянной рамке. Под стеклом, отражающим солнечный свет, улыбались он и она. Держащиеся за руки, намертво замороженные в этом миге счастья, они смотрели на Тому с легким упреком.  Девушка медленно перевела взгляд на  часы в нижнем углу монитора. 15-05, осталось меньше часа.  Пятьдесят пять минут  - и он исчезнет навсегда.

Она вскочила из-за стола и кинулась прочь их кабинета, по пути уронив фотографию. Рамка, рассыпав осколки треснувшего стекла, упала  фотографией на пол, скрыв от посторонних глаз чужое счастье.
Девушка бежала изо всех сил, бесцеремонно расталкивая толпу, облепляющую ее со всех сторон.  С каждым шагом оставалось все меньше и меньше времени. Она должна успеть, она должна. Почему она не сказала это раньше? Почему она не плакала, не умоляла остаться, почему не шептала ему, что не сможет жить без него. Почему он  не сказал: «Давай уедем вместе»?!
Почему он не попросил остаться в последнюю ночь вдвоем? Почему она не остановила его, когда он уходил? Эти бесконечные "почему" бесновались в голове девушки, а она задыхалась от отчаяния, изо всех сил пытаясь успеть настичь свое счастье.

Тяжело привалившись к стене около входа на вокзал,  Тома собирала остатки сил, чтобы войти, чтобы всё сказать. Девушка впилась длинными ногтями в предплечье, пытаясь отрезвить себя болью.
И вот нужный перрон, и поезд - с распоротым дверями боком - ждёт, когда его заполнят люди.  Она стояла за колонной, наблюдая, как его обступили родители и друзья. Обнимали,  хлопали по плечу, просили чаще звонить.  Мать вытирала слезы, а младшая сестра, не переставая шмыгала носом и глядела на брата красными глазами, полными обожания. Он улыбался печально и задумчиво, уже строя планы, как  устроится на новом месте.
Она хотела бы подбежать к нему, она мечтала обнять его и вжаться как можно сильнее в его тело, так сильно, чтобы было невозможно разорвать их надвое. 
Он уже зашел в вагон, девушка уже видела, как закрываются двери, но все никак не могла заставить себя сдвинуться с места.  Он не просил поехать с ним, он не просил её звонить… Она не может, не может сказать ему сама такие слова. Просто не может. Прятавшиеся слезы, наконец, вырвались на свободу. Под их тяжестью девушка пустилась на пол. Тому не волновали ни грязный холодный пол, ни снующие вокруг люди, с удивлением взирающие на плачущую девушку. Ей было все равно.

Она снова не смогла это сделать, снова не смогла удержать кого-то рядом с собой, не сумела впустить  глубже, к самому сердцу.  Она слишком горда. Зависимость от кого-то отнимает гордость. Слёзы, истерики и чувства лишают достоинства, делают слабее. Она слишком сильна для этого, она слишком  строга к себе, чтобы позволить такую слабость.
Девушка утерла слезы и спокойно двинулась к выходу. Дома нужно будет выкинуть его зубную щетку и запасное полотенце, его гель для душа и футболки - множество мелких вещей нужно стереть вместе с телефоном из записной книжки.  Проветрить комнату и вновь впустить в дом одиночество. Одиночество – удел гордых и сильных. Она может быть одна, и в этом ее достоинство.

Дежавю

Мокнущий под дождем темно-серый асфальт  радушно приютил пару мелких лужиц, которые вбирали в себя всё новые и новые капли воды, льющейся с небес. 
Они сидели на скамейке в совершенно пустом парке. Все давно разбежались, чтобы укрыться от  непогоды.  Некому было даже удивиться этой странной парочке, безропотно принимающей столь своеобразные банные процедуры. Одежда и волосы молодых людей  давно и полностью намокли, так что их не пугали ни мокрые скамейки, ни промозглый ветерок, старательно вбивающий в них простуду. 

Он небрежно восседал на спинке, поставив ноги на сидение, возвышаясь над ней. Она сидела рядом, оперевшись спиной на мокрое дерево, и неподвижно смотрела на неровную поверхность луж. 
- Когда с небес льется вода, это значит, что ангелы плачут, не так ли? – с усмешкой бросила Алина своему спутнику.
-  Странно, почему же тогда я так весел?
- Наверно потому, что у меня сегодня День Рождения.  Только вот подарка от тебя я так и не увидела. Я в недоумении?!
- А того, что я сегодня рядом с тобой, тебе недостаточно?  После того как ты умудрилась поругаться со всеми своими друзьями перед самым праздником.
- Не напоминай мне, не хочу об этом думать!
-  Тебе надо быть терпимее и научиться сдерживать свои отрицательные эмоции, иначе…

- Хватит! – прикрикнула она на собеседника. – Я сказала, что не хочу говорить об этом!
- Я просто хочу помочь.
- Спасибо за твою доброту, но я как-нибудь сама разберусь!
Между ними повисло тяжелое молчание. Пока Алина раздраженно хмурила брови и покусывала губы, он любовался ее макушкой.
- Я бы давно перестал с тобой общаться, давно бы избавился от  твоих вечно нахмуренных бровей и раздраженности, если бы… - после тяжелого вздоха протянул парень.
- Если бы? – В её голосе явно угадывалась ирония.
- Если бы я не был твоим... – он замолчал и оборвал свою речь на полуслове, когда лица коснулся ласковый лучик солнца.

Темные, вязкие и тяжелые тучи разбежались неожиданно быстро, как будто кто-то там -  наверху - вооружившись хорошей метёлкой, навёл порядок. Воздух постепенно  нагрелся и в ярком солнечном свете приобрел теплый оттенок. 
- А вот  и мой подарок, немного запоздал, но так даже лучше, – улыбка засияла на лице юноши, соперничая с самим солнцем.

Алина, наконец, повернулась к нему лицом и улыбнулась в ответ.  Он ласково погладил ее по голове, девушка тихонько засмеялась, словно котенок, мурлычущий в ответ на ласку.
Неожиданно соскочив со скамейки, она слегка пританцовывающим шагом направилась по мощеной дороге к выходу.
Он нагнал ее через пару шагов, и, слегка запыхавшись, недовольно проворчал:
- Ты даже не хочешь насладиться моим подарком? Я же так старался, ты совсем меня не ценишь.
Она засмеялась и с нежностью и некой укоризной, словно ругает любимого ребенка, ответила:
- Мы и так долго сидели под дождем, солнцем насладимся по пути домой.  И я за тебя волнуюсь, как бы ты не простыл.
Почувствовав его взгляд, полный недоумения, девушка добавила:
- У тебя крылья намокли.

* * *

Квартирка была бы очень уютной, бежевые и коричневые тона обоев и мебели  успокаивали бы, если бы не она. Она уже добрых полчаса бесновалась посреди гостиной. Металась по комнате, чудом не налетая на стены и мебель,  то теребя в руках вещи, то тут же небрежно кидая их на пол.  Он сидел на диване в позе мыслителя, уже оставив попытки унять тот ураган, что бушевал в её душе.  Давно привыкнув к таким погодным катаклизмам её сердца, он пытался просто переждать.

Но, похоже, сегодня это бессмысленно. С каждой минутой его молчания и бездействия Алина заводилась все больше и больше. Что-то кричала о бесполезных друзьях и знакомых, о пустых днях и ненужной учебе, об отсутствии личной жизни и излишнем внимании родителей. Она поносила политический режим и моду. Ругала животных - за  их глупость, а людей - за их равнодушие. 

Он всегда терпеливо относился к таким вспышкам, выслушивая все, что она скажет, и успокаивал, гладя по волосам и целуя в разгоряченный лоб, когда она без сил валилась на диван. Но сегодня… Сегодня все было по-другому. Раздражение и гнев, пока еще тихими волнами, но с неумолимостью приближающегося цунами, накатывали на разум, мешая мыслить четко и подбирать правильные слова.  Встав с дивана, он поймал девушку в свои руки, и сильно сжав плечи, прокричал в лицо резкое: «Замолчи».
Казалось, это подействовало, она перестала вырываться и, молча, уставилась на него.
Он видел как расширяются её и без того огромные зрачки, как замирает её учащенное дыхание. Но безмолвие длилось всего пару мгновений. Она вывернулась из кольца его рук и закричала:
- Не смей орать на меня! Да кто ты такой?! Какое имеешь право, заткнись, слышишь!

- Мне надоели твои выходки, мне надоело быть волнорезом твоего постоянного гнева и раздражения! С меня хватит, я отказываюсь постоянно выслушивать твои злобные, но пустые речи. Мне надоело, слышишь, надоело! – проорал он ей в ответ.
Цунами гнева накрыло маленький и беззащитный островок спокойствия, что все это время незаметно для него таял и растворялся. Мера превышена, чаша наполнена до краев, и этого не изменить. Даже понимая, что натворил, он не мог остановиться.
Алина тоже не могла,  не желала прерывать поток тех ядовитых слов, что вырывались из души и били её ответчика по живому.

- Надоело? Надоело?! Это ты мне надоел, просто осточертел! Ненавижу, ненавижу твою вечно постную рожу с приклеенной улыбкой! Ненавижу твою приторную нежность, меня от неё тошнит, слышишь, тошнит! Мне уже давно это не нужно, я выросла, перестань везде преследовать меня! Ты мне больше не нужен, убирайся! Тебя никогда не существовало, так проваливай туда, откуда пришел!
Голос хрипел, а горло болело и саднило от истерических криков.  Дыхание перехватывало, казалось, она захлебывается в ледяной бездне своего гнева, гнев когтисто заползал в легкие, не давая вдохнуть кислород.

Она сползла по стенке на холодный пол и, наконец, затихла, тяжело дыша и жадно глотая воздух.
Едва слышимые звуки слов коснулись ее слуха:
- В небытие?..
Когда Алина подняла глаза, пытаясь поймать его осуждающий, но как всегда любящий взгляд, то увидела лишь пустую комнату.  Его не было. Воздух был неподвижен и сух, за окном опять начинал лить дождь. 

Она пыталась осознать его отсутствие. Никогда ранее он не уходил, не пропадал. Она всегда могла услышать его слова утешения, всегда могла почувствовать тепло его губ на своем холодном лбу, он всегда, всегда был рядом.…  А теперь она могла увидеть улыбку ангела только на открытках-валентинках, а перья остались лишь в ее большой пуховой подушке. Все потому, что он ушел. Ушел оттого, что она его прогнала.

* * *

Бодрым шагом Алина шла по улице, ничуть не боясь промозглой осени, что кралась за ней по пятам от самого дома. Она уже опаздывала на встречу выпускников, а ведь даже не дошла до остановки.  Как только она ступила на проезжую часть, назло замигал зеленый свет. Но девушка слишком спешила, чтобы остановиться.  Ветер, словно пытаясь ее остановить, растрепал волосы, набросив длинные пряди на глаза. 

Убирая волосы с лица, она услышала совсем рядом дикий визг тормозов. Сильный толчок в спину, и мир завертелся, словно в окне стиральной машины, перемешивая небо с землей.  Холодное мертвое небо было затянуто сплошной пленкой серых облаков.

Потом она еще добрые полминуты продолжала лежать на холодной земле, осознавая, что жива, и у неё ничего не болит.  Алина повернула голову - рядом с ней лежал молодой человек.
Девушка уж было успела испугаться, не мертв ли он, но парень открыл глаза и посмотрел на нее. Ангельская улыбка осветила его лицо, ее душу и промозглый серый день.

Он приподнялся на локте  и помог ей встать с земли. Коленки у девушки дрожали, так же как и руки.  Он все так же молчал, лишь успокаивающе поддерживал её за плечо.
- У вас вся одежда испачкалась и промокла. Я живу здесь недалеко, пойдемте, я выстираю и высушу ее.
- Хорошо, - ответил он ей более чем кратко.
Внимательно вглядевшись в его лицо, Алина поняла, что парень испугался не меньше ее самой, и что говорить ему не больно хочется.
Их молчание продлилось всю дорогу до дома. Она шла впереди, словно пыталась убежать, хотя сама позвала его за собой.
Все мысли Алины были заняты лишь одним: она пыталась отогнать настойчивые воспоминания, что, захлебываясь криками, всплывали из  небытия, где она их так тщательно топила. Глаза, улыбка, голос - все то, что она упорно стирала все эти годы -  вернулись к ней. Если его никогда не существовало, тогда откуда же эти образы и воспоминания? Скамейка под дождем и поцелуй в лоб.  Всего этого никогда не было, никогда.  Но воплощение её воспоминаний продолжало идти за ней по пятам, в грязных джинсах и с поцарапанной щекой.
Дома она провела его на маленькую кухоньку, где зажгла газ на плите во всю силу, чтобы воздух быстрей согрелся.  Не спрашивая разрешения, он уже стягивал с себя промокший свитер и майку. 

Когда парень повернулся к ней спиной, она чуть не уронила чайник, полный вскипевшей воды. На бледной спине,  рядом с лопатками была татуировка. Татуировка, которая изображала два маленьких ангельских крыла.